Томос. Третья пятерка октября.

Почти спокойное

Наталья Мироненко

Береги себя!
Береги себя.
Береги…
**********************

Уж если слёзы – надо бы ручьём:
Платочки наготове и советчики.
Да только я не плачу ни о чём:
на все вопросы – есть автоответчик, и
в любое время суток под рукой.
Но внешне – да, похоже на покой.

А беды… у кого их нет, скажи?
Мои – со мной, коплю их от рождения.
Не полочку заполнят – стеллажи.
Но может рухнуть без предупреждения
такая «неземная благодать»
на голову – и некому раздать.

Да и зачем? Справлялась же пока,
сводя баланс без инвентаризации.
Не растолкаешь хламом по тюкам,
подальше не пошлёшь по декларации –
такого не желают и врагу.
Понять бы мне: кого я берегу?

Томос

Феликс Чуйков

Снова алчность, и ныне, и присно
Лицемерью похабному вслед,
Возвышает себя живописно
Воскресеньем, которого нет.

Капитала сыночки и дочки,
Навязавши на рынке пучки,
Порубили Христа на кусочки,
Разорвали страну на клочки.

И уже не Союз – победитель,
Общей верой сплотивший людей,
А спустившийся ангел-хранитель
На фитиль восковых бигудей.

Сколько раз не обсасывай тему,
Но когда-то случится понять:
Если кризис внедрился в систему –
То систему придётся менять.

Я рано встал и посмотрел в окно…

Олег Тупицкий

*  *  *

Я рано встал и посмотрел в окно
на небо, где последний месяц лета
за несколько мгновений до рассвета
неосторожно расплескал вино.

И я спросил тогда: – За что мне это
прекрасное мучение дано?
И эта радость уронить зерно?
Но мой вопрос остался без ответа.

В конце концов, не всё ли мне равно –
взбираться в гору, уходить на дно,
выслушивать советы и наветы,
когда всё решено и сочтено,
и каждому до смерти суждено
разыгрывать библейские сюжеты.

 

 

Подготовка обличителя

Андрей Попов Воркута

ПОДГОТОВКА ОБЛИЧИТЕЛЯ

В монастыре сначала поживи.
Не пей вина. Не пой дурацких песен.
Без женского вниманья и любви
Попробуй обойтись. Хотя бы месяц.

Хотя бы два. Да разве это срок?
И в братьях не ищи суровых судей.
Читай псалтырь, вникая между строк –
Вокруг тебя не ангелы, а люди,

Которые живут без коньяка
Не первый год – и даже без креветок;
Что им светло от пенья кондака.
Хотя бывает всякое при этом.

И вера – разберись – без дел мертва,
Не стоит огрызаться от раздумий.
Грызи сухарь. Руби в лесу дрова.
Иди туда, куда пошлёт игумен.

Иди в затвор. И дверь закрой, и рот,
Молчанием земные дни итожа,
Забыв, что существует женский род,
Что Родина на женщину похожа.

Молчи, скрывайся и таи опять,
Как созревает в полутёмной келье
И посещает душу благодать –
Высокое духовное веселье;

Как жизнь, согревшись огоньком свечи,
Любви отдаст последнюю рубаху…
А выйдя из затвора, приручи
В тайге медведя, волка, росомаху.

Когда горбушку хлеба, как халву,
С руки твоей возьмёт медведь громадный,
Садись ему на спину – и в Москву
Езжай на нём. На поезде накладно.

И пусть в Москве торгуют колбасой,
Одеждой, положеньем, первородством,
Иди по Красной площади босой
И ощути блаженство как сиротство.

И лишь тогда, вдохнув столичный рай
И дар приняв решительной догадки,
По площади иди и обличай
Российские законы и порядки.

И лишь тогда, что мир лежит во зле,
Рассказывай, свой голос возвышая –
Пусть молятся усерднее в Кремле!
И также закулиса мировая!

И лишь тогда напомни: Страшный суд
Близ при дверях. Наступит очень скоро!
И лишь в глазах блаженного прочтут,
Что близок час небесных приговоров,

Что человек так жалок, нищ и наг –
Хоть царь, хоть псарь и хоть чернорабочий…
А что сейчас? Ты только пьёшь коньяк
И горькие стихи под нос бормочешь.

 

Вышел немец

Алексей Березин

Однажды вышел из тумана…
Конечно, немец, как всегда.
Он шёл по краю автобана
Совсем не так, как поезда.

На нём – защитна гимнастёрка
И яркий орден на груди.
А дождик лил, как из ведёрка!
Ах, эти летние дожди!

Вдруг вышла на берег Катюша,
И сразу кончилась гроза!
Наш фриц расправил плечи, уши,
И громко вылупил глаза…

Она была в пуховой шали,
Как белый лебедь у пруда!..
И все биндюжники вставали,
Как будто рельсы, в два ряда.

А Катя сразу разглядела
В том немце сизого орла –
Взяла его за парабеллум
И в плен сдаваться повела.

Они пошли, как в дружной сцепке,
Как сто ромео и джульетт,
Как Карл Маркс и Клара Цеткин,
Как их кораллы и кларнет…

И возле тёщиного дома
В плодово-ягодном саду
Им снился рокот космодрома
У всех прохожих на виду.

Горланя матерные песни,
Мой тонкий оскорбляя слух,
Над ними реет буревестник,
Но как-то низко – метрах в двух…

Чуток поодаль – леший бродит,
Русалка, лебедь, щука, рак…
Такой при всём честном народе
Устроили “Аншлаг, аншлаг!”!

Как говорили октябрята
Коммунистической поры –
Немного мата в три наката
Не портит красоту игры.

По переулку бродит лето,
Точнее, поздняя весна.
Кто хоть однажды видел это,
Тот не забудет ни хрена!

Смотрел и я на это в шоке,
С биноклем стоя во дворе,
Как будто парус одинокий,
Как будто Ленин в Октябре.

Кипел мой разум возмущённый,
И я среди поникших трав
Ходил вокруг, как кот учёный,
Как не пришей, пардон, рукав.

И солнце яркое в зените,
И птицы в небе голубом,
Мне, как серпом по… извините…
Пусть будет просто “как серпом”.

И думал я, невольник чести,
Что не воротишь время вспять,
И меньше, чем рублей за двести
Катюшу мне уже не снять…

Горел закат совсем некстати,
Но где-то в глубине души
Я верил, что сыграю с Катей
В “Спокойной ночи, малыши!”.

И как сказал ямщик когда-то
На Волге-матушке зимой –
Заполучи, фашист, гранату!
Бери шинель, иди домой!

Пожалуй, я начну сначала
Свою считалочку, друзья.
Туман сгустился у причала.
А из тумана вышел… я.